Старший шериф и день четвёртый, часть II

Было бы интересно узнать, какое впечатление произвёл на присяжных Заместитель Маршала Джон Флит. Ознакомление с протоколом судебного заседания, вкупе с замечаниями многих журналистов, создаёт впечатление агрессивности, даже заносчивости. Совершенно очевидно, что он был единственным свидетелем, который открыто противостоял Робинсону. То, что он победил, чрезвычайно сомнительно, так как правдивость и точность его свидетельских показаний сама представляется сомнительной.

Прежде всего он, как говорится, попался в собственную ловушку. Он возглавил усилия полиции в Фол Ривер в её многократных, всеобъемлющих обысках борденовских дома, амбара и участка в четверг, пятницу и субботу. Они сделали, по их словам, всё, только лишь не содрали обои и не выдрали ковёр. Теперь он должен был объяснить присяжным, почему не было найдено запачканное кровью платье и почему у них ушло пять дней на то, чтобы определить, чем являлось орудие убийства. Доподлинно известно, что Лиззи не выходила из дома после убийств и что прошло очень мало минут после смерти Бордена и до того, как в полиции раздался первый телефонный звонок; так где же тогда одежда и топор, если убийцей была она? Где тогда было время для убийства и всех событий, которые, должно быть, произошли до того, как полиция отреагировала на этот звонок?

Любой начинающий адвокат мог бы почерпнуть урок из той искусности, с которой экс-губернатор обошёлся с этими двумя свидетелями—Мисс Рассел и Заместителем Маршала Флитом—оба из которых были враждебно настроены, но имели разные темпераменты. Правило заключается в том, чтобы никогда не провоцировать враждебно настроенного свидетеля из опасений, что тот может не то сболтнуть. Хитрый Робинсон тщательно придерживался этого правила, когда он допрашивал бывшую подругу Лиззи, но мастерски проигнорировал его, имея дело с Флитом. Он знал, что в какой-то момент после убийств Мисс Рассел пришла к своему собственному заключению о том, что Лиззи была виновна, и он обошёлся с ней мягко. Такой подход подразумевал, что то, что она имела сказать, было неважно, тогда как для неё это было важнейшим событием в её жизни.

Флит был противник совсем иного рода: профессионал, с профессиональной мотивировкой. Робинсон специально вывел его из себя, чтобы продемонстрировать суду его враждебность и предвзятость.

Хотя он прибыл на место преступления в 11:45, он не говорил с Лиззи до тех пор, пока она не удалилась в свою комнату. Она рассказала ему всем знакомую теперь историю о том, как её отец вернулся из центра города, прошёл в гостиную и, в конечном счёте, по её совету прилёг на диван, потому что он казался слабым. Она рассказала ему о своей вылазке в амбар и о том, что Морз гостил у них накануне. Она не думала, что он имел какое-нибудь отношение к убийствам, как и не думала, что в это дело может быть замешана Бриджет. Тот факт, что Лиззи отказалась их заподозрить в то время, как будь она виновна, в её интересах было бы поощрять такого рода мысли, вроде как не произвёл на него никакого впечатления. Однако он был поражён тем, что Лиззи сказала, что миссис Борден была ей не мать, а мачеха. Это замечание, невинное или злоязычное, кажется, убедило Флита в её вине и с этого момента мотивировало все его действия. У него не нашлось времени на то, чтобы проявить уважение к трауру Лиззи. Он потребовал немедленного обыска её комнаты.

Он и полицейские Миннеган и Вилсон ничего не нашли. Тогда он пошёл в подвал, чтобы принять участие в обыске там. Полицейский Малейли показал ему два топора и тесаки, к которым его привела Бриджет. Флит рассказал, что вдобавок к этим четырём орудиями он обнаружил коробку на полке и нашёл в ней обух, который, как они станут утверждать позднее, и был орудием убийства. Это впрямую противоречило показанию, что это Бриджет сняла коробку с полки и показала её Малейли. Это станет не единственным разом, когда его описание событий пойдет вразрез с показаниями других.

Он описал “тесак” как “покрытый толстым слоем пыли или золы”. В следующий момент он сказал, это была не пыль, а зола. Топорище было отломано, и казалось, что слом был свежий. Тогда он, вероятно, не подумал, что это было орудие убийства; ведь он оставил его в коробке и поставил коробку обратно на полку. Два топора и оба тесака были посланы в Гарвард на лабораторное обследование. Ни на одном не было найдено следов крови. Тогда единственным другим возможным орудием стал обух и полиция вцепилалась в него как инструмент убийства.

Затем встали неловкие вопросы об обысках дома.

Бóльшая часть дня в четверг ушла на поиски в доме, амбаре и на участке. В пятницу пятеро человек провели обыск: Флит, Маршал Хильярд, капитан Дезмонд, патологоанатом Долан и штатный полицейский сыщик Сивер. Дженнингс настоял на том, чтобы лично присутствовать, чтобы удостовериться в том, что не было допущено никаких оплошностей. Дом Борденов был небольшим, и мест, где можно было бы спрятать узелки с окровавленной одеждой или орудия убийства, было мало. Обыск в пятницу занял больше четырёх часов, а в субботу та же команда потратила на поиски ещё пять часов.

По-видимому, стараясь не вызвать подозрений в некомпетентности, Флит даже не упомянул о поисках, которые были предприняты в четверг и пятницу. Он сказал, что первый обыск произошёл в субботу.

Он признал, что они нашли корзину на сеновале, содержащую “свинец и железо”, из которых можно было изготовить грузила. Он почти не обратил на это корзину внимания, хотя Лиззи описала именно такой предмет в своих показаниях на предварительном следствии. Он явно не искал ничего, что было бы в пользу Лиззи.

Прежде всего он указал, что обыск в субботу был поверхностный, хотя такого рода признание только подчёркивало некомпетентность со стороны полиции. В конце концов, найти орудие убийства и испачканную кровью одежду было абсолютно необходимо прежде, чем кого-либо обвинять. Робинсон упорно преследовал эту тему, заставив Флита внезапно исполнить поворот кругом и признать, что обыски были тщательными и обстоятельными.

При том, что его первый ответ на вопрос Робинсона о том, насколько тщательным был обыск, ограничился тем, чтобы сказать, что он не осматривал различные платья особенно тщательно, Робинсон вынудил его к покомнатному описанию обыска. В конце концов Флит признал, что он вынул из шкафа каждый предмет одежды, рассмотрел его снаружи и вывернул наизнанку. Он не нашёл никаких следов крови.

Робинсон с тем же энтузиазмом бился с Флитом в отношении обуха тесака без топорища. На предварительном следствии, и опять в его прямых свидетельских показаниях, он утверждал, что тесак был покрыт золой, которая была насыпана туда после того, как он был вымыт, с целью создать видимость того, что им не пользовались долгое время. Робинсон заставил его признать, что в погребе была куча золы—достаточно, чтобы наполнить 50 корзин—и что пыль на других предметах в коробке могла быть также золой.

Мы не можем знать, насколько ясно было суду, что единственной заботой Флита в расследовании было сколотить дело против Лиззи. То, что он “подстраивал” свои показания, чтобы привести их в соответствие со своими убеждениями, было, должно быть, вполне очевидно. В этот момент славу топорика Джорджа Вашингтона [которым он, согласно популярному в США рассказу о том, как он в юности срубил любимую черешню своего отца] затмил тот, который нашли в подвале у Борденов.

С первого дня судебного процесса, чья-то корова бродила по полю, соседствующему со зданием суда, и сквозь раскрытые окна аккомпатировала самым горестным показаниям своим скорбным мычанием в знак протеста против угнетающей жары, нехватки свежей растительности или недостаточно усердного доения. Робинсон закончил с Флитом и повернулся назад к своему месту. Как если бы для того, чтобы подчеркнуть конец дня, корова долго и жалобно промычала.

Шериф Райт постучал пальцем по столу, призывая к тишине. Судьи раздражённо к нему повернулись и зрители разразились смехом.

Было 5:15 и четвёртому дню был объявлен конец.

Газета "День" из Нью-Лондона, штат Коннектикут, прокомментировала:

Хотя суд над Лиззи Борден ещё в своей ранней стадии, уже понятно, что для подсудимой не существует угрозы быть осуждённой. Паутина косвенных доказательств, которую обвинение плело в течение десяти месяцев, была порвана в нескольких местах экс-губернатором Робинсоном.

Газета "Шпион" из Вустера, штат Массачусетс, как эхо повторила это мнение и добавила:

Лиззи Борден ещё не оправдана, но всё действительно выглядит так, что полиции в Фол Ривер суждено разочароваться в их жажде воздать кому-нибудь по заслугам. Этот ордер на её арест оказался просчётом.

И "Телеграмма" в Вустере предупреждала:

Если обвинение способно показать, что оно имело основания на арест этой девушки, то пускай оно этим неотложно вплотную займётся.