После недели показаний со стороны обвинения в деле убийства Борденов, стало похоже, что молодая подсудимая никогда не будет признана виновной. Насколько может судить непрофессионал, защита пока что выигрывает, поскольку не было никаких прямых улик, связывающих это зверское убийство с подсудимой, а ведущие свидетели, в некоторых важных случаях, попросту противоречили друг другу. Сейчас дело обстоит так, что самое большее, на что может рассчитывать обвинение, это разногласие, в то время как общественный настрой уже призывает к оправданию.
И в полных энтузиазма словах Джо Говарда: "Мы стоим на грани сенсационной недели, пройдя через неделю чрезмерных испытаний для нервов и тел, не говоря уже о чувствах. Не будет преувеличением сказать, что все, связанные с этим делом, не исключая даже учёных судей на скамье, были сердечно рады, когда наступил час закрыть заседание, давая многим возможность пойти домой и восстановить свои силы днём отдыха".
Хотя никто этого не упомянул, эти 12 мужчин, вошедшие в число присяжных, вероятно, больше всего нуждались в отдыхе. То, на что некоторые, вероятно, сперва смотрели как на забавное времяпрепровождение, превратилось в полный кошмар для всех.
Вот как описал их мытарства один журналист:
Подъём в 6 часов утра, завтрак в 7, долгий, утомительный марш к зданию суда к 9, сидение там на дубовой скамье до 1 часа, марш под раскалённым солнцем обратно в гостиницу, чтобы в молчании пообедать, отход обратно в колонне будто группа арестантов; обработка до 5 учёными юристами на суде, шагом марш обратно в гостиницу на ужин и в 8 они заперты по своим комнатам, присягнув не обсуждать между собой события дня. Никаких освежающих напитков, алкогольных или любых других не разрешалось. Их развлечение: криббидж и три обветшалые колоды карт.
И как описать фантастическую жару в 100 или более градусов по Фаренгейту (38С) внутри этого битком набитого зала суда, переполненного на 50 человек сверх его вместимости. Все окна открыты настежь, навстречу мычавшей корове, и не было даже вентилятора на потолке, чтобы разгонять спёртый воздух.
Это был седьмой день (суда).
И вот, как утверждала защита, три дня показаний Лиззи на так называемом предварительном следствии, когда она находилась фактически под арестом, на котором ей не было объявлено, что всё, что она скажет, может быть использовано против неё. Говоря на языке 90-х гг. [когда писалась эта книга], она не была «Мирандизирована» [то есть, ей не зачитали её права].
Ноултон сидел, всё так же молча, за столом обвинения. От обвинения выступал Вильям Муди.
Он утверждал, что "предварительное следствие" было созвано правильно и проводилось в соответствии с законами штата. Он парировал жалобу Робинсона о том, что адвокату Лиззи не было разрешено на нём присутствовать, цитируя постановления штата Массачусетс, согласно которым расследования "могут быть частными" и из них "кого угодно можно исключить". Но это утверждение уклонялось от ответа на вопрос о том, являлась ли "неформальная экзаменация свидетелей", каковой она была объявлена, "предварительным следствием" в тот момент, когда она проводилась.
Теперь, по его словам, главный вопрос был в том, "имели ли место особые обстоятельства, благодаря которым можно было бы сделать исключение из общего правила, что любое действие или изречение подсудимого может быть использовано на суде".
Он утверждал, что то, что Лиззи тогда сказала, не было важным; что это не было признанием. И, кроме того, есть разница между признанием и высказываниями, которые могли бы быть доказательствами вины. В то время, как параграф 12 Массачусеттской Декларации Прав и Пятая Поправка к Конституции США, ясно гласят, что никого нельзя принуждать предъявлять доказательства против самого себя, Лиззи никто не принуждал; её заявления были сделаны добровольно. Иными словами:
«При расследовании относительно смерти человека, если кто-либо, кто подозревается, и кому сообщили, что он подозревается, является по повестке в суд, и, представ перед законом, добровольно дает показания на этом расследовании, а затем его арестовывают, то сказанное им на расследовании можно использовать против него на суде».
Это был бессердечный довод, сводящийся к точке зрения, что если кто-то настолько глуп, чтобы давать показания против себя даже после того, как ему сказали, что он подозревается, тогда эти показания можно использовать на суде.
Ответ Робинсона был подобен бортовому залпу и начался с краткого изложения фактов:
1. Убийства были совершены 4 августа.
2. Подсудимая давала показания с 9 по 11 августа.
3. Подсудимая была обвинена в преступлениях мэром 6 августа.
4. Подсудимая находилась под наблюдением полиции с 6 августа до ареста. “Дом был окружён”; она знала, что полиция вокруг неё.
5. 9 августа или раньше подсудимая была вызвана в суд для дачи показаний на “предварительном следствии”.
6. Обвиняемая попросила о предоставлении ей адвоката, в чём ей было отказано.
7. Обвиняемая не была должным образом предупреждена о своих правах.
8. Ордер на её арест был издан 8 августа, до того, как она дала показания.
9. Обвиняемая была арестована после того, как она дала показания.
“Другими словами”, сказал Робинсон, “приём, к которому прибегли следователи, состоял из того, чтобы её отдать под стражу начальнику полицейского участка, без возможности какого-либо уединения или какого-либо освобождения или какой бы то ни было свободы, держать её под надзором—она, будучи женщиной, не могла убежать—находясь возле неё каждую минуту, окружая её каждый момент, имея полномочия арестовать её в любую минуту и, в таких вот условиях, взять её на это предварительное следствие для дачи показаний.
“Она была взята начальником полиции и при отсутствии советника, который мог бы её предупредить, что она не была обязана давать показания, если только она сама не захочет, её заставили стоять три знойных дня перед пристрастным допросом, находясь не в курсе того знаменательного факта, что в течение всего этого времени у начальника полиции был в кармане ордер на её арест.
“Полиция сказала: “Мы будем держать эту бумагу в кармане и выбьем из неё, что сможем, а потом, если мы решим её арестовать, мы уберём эту бумагу и арестуем её по другой”.
Это было хуже, он сказал, чем любое сожжённое платье.
“И это продолжалось в течение трёх дней, и ни слова ей не было сказано никем, кто был уполномочен его сделать – более того, следует сказать, кто был обязан это сделать – что у неё вообще были какие-то права.
Лишённая адвоката, не проинформированная о том, что ей не следует давать показания против себя самой, она находилась в беззащитном состоянии.
“Если это свобода, то Боже, сохрани штат Массачусетс!”
Это был классический Робинсон. Муди говорил обстоятельно в течение 45 минут, ссылаясь на прецеденты вплоть до средневекового английского права. Но в течение первых пяти минут своего ответа Робинсон добавил элемент, давящий на эмоции, и в этом и заключался их спор.
Всё, что Муди нашелся ответить, это что аргумент Робинсона блистательный, но что это не закон.
Судья, председательствующий на судебном заседании объявил обеденный перерыв в 11:15 и заседание возобновилось в 12:40.
То, как велось предварительное следствие, сказал он, когда процесс возобновился, не касается этого суда, а обсуждается лишь приемлемость для рассмотрения того, что на нём было сказано.
“Англосаксонское традиционное право”, продолжил он, “рассматривает подобные свидетельства с недоверием. Показания, сделанные обвиняемым, приемлемы в суде только, когда положительно установлено, что они были даны добровольно.
“Обычное право рассматривает больше суть, чем форму. Невозможно обойти этот принцип, формально не арестовывая свидетеля, если он в момент, когда он даёт показания фактически находится под арестом. Исходя из известных нам фактов и из прочих показаний, ясно, что подсудимая, когда давала показания, фактически находилась под арестом, как если бы ордер на её арест был ей предъявлен. Даже не обращая внимания на обстоятельства, отличающие факты этого дела от дел, приведённых в пример обвинением, все мы считаем, что этот фактор главный, и показания с предварительного следствия к рассмотрению не допускаются.”
“Нью-Йорк Таймс” объявило об этом решении в заголовках на следующий день:
Большая победа для Лиззи Борден
Её свидетельские показания на предварительном следствии на суд не допускаются
Блистательная речь в её защиту бывшего губернатора Робинсона
Защита оказалась в значительно лучшем положении сегодня, когда суд исключил свидетельские показания Лиззи Борден, полученные на предварительном следствии, которое состоялось вскоре после того, как её отец и мачеха были убиты в Фол Ривер. Обвинение уже дало несколько трещин, но ни одна из них не была столь разрушительной, как это решение относительно показаний заключённой на предварительном следствии. Это решение много сделает для того, чтобы Лиззи Борден стала свободной.
