В анналах Борденовского дела содержатся необъяснимые загадки; загадочное поведение Джона Винникума Морза является одной из главной из них. Один знаток Борденовского дела как-то заметил, что будь у него возможность задать Лиззи лишь один вопрос, то он был бы не о её вине или невиновности, а о том, как она может объяснить поведение Морза.
Его сестра Сара вышла замуж за Эндрю 47 лет прежде, когда Борден был молод и боролся за существование. Она родила ему Эмму, Лиззи и маленькую Элис, которая не выжила. Джон и Эндрю вместе начали мебельный бизнес, но особенного успеха он им не принёс. В возрасте 25 лет Джон последовал совету Горация Грили и уехал на запад США, в Хейстингз-Миллз, штат Айова, где, по его словам, он добился успеха как только сошел с поезда. Он вернулся в Массачусетс, в Южный Ярмут, недалеко от Нью-Бедфорда. Теперь он был, по его словам, торговцом лошадьми, и, в качестве доказательства сказал, что имеет целый поезд лошадей. Он приехал, чтобы провести несколько дней у Борденов, но, странное дело, он не привёз с собой ни единой вещи: ни расчёски, ни рубашки, ни зубной щётки.
Эндрю был его ближайшим другом и часто советовался с ним о делах. Именно эта тесная дружба привела его в дом Борденов накануне. “Эй, Джон”, воскликнул Эндрю. “Это ты? Ты уже пообедал?”
Миссис Борден сказала, “Садись. Мы только что поели, и всё ещё горячее. Это не составит для нас никакого затруднения.”
По его словам, он поел и они поговорили. Затем он ушёл по делам, и вернулся в тот вечер в 20:30. Они ещё поговорили до 10 часов, когда все разошлись спать.
На следующий день он встал в шесть часов утра и ушёл около девяти, обещая, что вернётся к полуденному приёму пищи. Он был занят тем, что покупал пару быков и навещал свою племянницу. Поразительно, что он смог восстановить свой маршрут минуту за минутой и улицу за улицей, включая номер трамвая, на котором он ехал и номер на бляхе кондуктора, который этот трамвай вёл. То, что он помнил, хватило бы для целого набора алиби.
Когда он вернулся в 12:00, он видимо не заметил несколько сотен людей, скопившихся перед домом Борденов. Он прошёл мимо боковой двери, где крупный Чарльз Сойер, в своей красной полосатой рубашке, всё ещё преграждал вход. Он ни с кем не разговаривал, и никого не спросил о поводе оживления. Вместо этого, он пробился сквозь толпу и прошел на задний двор, где он подобрал несколько груш и беззаботно прислонился к углу амбара. Он не проявил никакого любопытства по поводу того, почему Сойер охранял заднюю дверь или почему полицейские лихорадочно бегали взад-вперёд из дома.
Наконец, окончив с грушами (позднее он свидетельстовал, что это была лишь одна груша, но полицейский, который его видел, сказал, что их было три) он прогулочным шагом подошёл к дому, назвал себя у задней двери и вошёл в дом.
“Я открыл дверь в гостиную и обнаружил людей, в том числе врачей,” сказал он журналисту. “Я вошёл, но едва взглянул на тело. Нет, я не посмотрел на него достаточно внимательно, чтобы быть в состоянии описать его. Потом я пошёл наверх и так же поспешно взглянул на убитую женщину. Я очень плохо помню, что произошло.”
Он был в доме в общей сложности три минуты. Вот вам и всё, полученное от него относительно его “лучшего друга” и “убитой женщины.”
В своей роли полицейского врача доктор Долан насмотрелся трупов, и он не стал участвовать в домыслах, наводнивших дом, о том, как были убиты Эндрю и Эбби. Хотя наука о судебной медицине была в 1892 году малоразвита, Долан мог определить по почерневшей, свернувшейся крови ран Эбби и свежему, красному потоку из ран Эндрю, что Эбби уже была мёртвой примерно за час до того, как пришла очередь Эндрю.
Если Эндрю умер в 11:00, то Эбби умерла в 9:30 или 10:00. Этот отрезок времени, когда никто ничего не видел и не слышал, имел значение. Доктор Долан вспомнил о загадочной записке, и он спросил у Лиззи, где она может быть. Но Лиззи не знала. Все принялись искать её—в сумочке Эбби и в её шкатулке для шитья.
“Ну, тогда,” предложила Элис, “она, наверное, бросила её в огонь.” Позднее полицейский Харрингтон дал показания, что он видел доктора Боуэна на кухне, читающего что-то на клочке бумаги. Когда его спросили, что это было, он ответил, “Ничего особенного. Что-то о том, куда собирается поехать моя дочь.” Он небрежно бросил его в топку плиты.
Весь этот день и весь следующий в полицейское отделение поступала информация от “добровольцев”, искренне хотевших помочь, а также от неизбежных искателей быстрой славы.
Почти весь полицейский состав, вернувшийся из своего ежегодного пикника на морском берегу в Рокки-Пойнт, был за небольшим исключением задействован в работе над случившейся ужасающей трагедией.
"Вестник" от 5 августа предоставил населению города позднейшие факты, слухи и домыслы:
Его сестра Сара вышла замуж за Эндрю 47 лет прежде, когда Борден был молод и боролся за существование. Она родила ему Эмму, Лиззи и маленькую Элис, которая не выжила. Джон и Эндрю вместе начали мебельный бизнес, но особенного успеха он им не принёс. В возрасте 25 лет Джон последовал совету Горация Грили и уехал на запад США, в Хейстингз-Миллз, штат Айова, где, по его словам, он добился успеха как только сошел с поезда. Он вернулся в Массачусетс, в Южный Ярмут, недалеко от Нью-Бедфорда. Теперь он был, по его словам, торговцом лошадьми, и, в качестве доказательства сказал, что имеет целый поезд лошадей. Он приехал, чтобы провести несколько дней у Борденов, но, странное дело, он не привёз с собой ни единой вещи: ни расчёски, ни рубашки, ни зубной щётки.
Эндрю был его ближайшим другом и часто советовался с ним о делах. Именно эта тесная дружба привела его в дом Борденов накануне. “Эй, Джон”, воскликнул Эндрю. “Это ты? Ты уже пообедал?”
Миссис Борден сказала, “Садись. Мы только что поели, и всё ещё горячее. Это не составит для нас никакого затруднения.”
По его словам, он поел и они поговорили. Затем он ушёл по делам, и вернулся в тот вечер в 20:30. Они ещё поговорили до 10 часов, когда все разошлись спать.
На следующий день он встал в шесть часов утра и ушёл около девяти, обещая, что вернётся к полуденному приёму пищи. Он был занят тем, что покупал пару быков и навещал свою племянницу. Поразительно, что он смог восстановить свой маршрут минуту за минутой и улицу за улицей, включая номер трамвая, на котором он ехал и номер на бляхе кондуктора, который этот трамвай вёл. То, что он помнил, хватило бы для целого набора алиби.
Когда он вернулся в 12:00, он видимо не заметил несколько сотен людей, скопившихся перед домом Борденов. Он прошёл мимо боковой двери, где крупный Чарльз Сойер, в своей красной полосатой рубашке, всё ещё преграждал вход. Он ни с кем не разговаривал, и никого не спросил о поводе оживления. Вместо этого, он пробился сквозь толпу и прошел на задний двор, где он подобрал несколько груш и беззаботно прислонился к углу амбара. Он не проявил никакого любопытства по поводу того, почему Сойер охранял заднюю дверь или почему полицейские лихорадочно бегали взад-вперёд из дома.
Наконец, окончив с грушами (позднее он свидетельстовал, что это была лишь одна груша, но полицейский, который его видел, сказал, что их было три) он прогулочным шагом подошёл к дому, назвал себя у задней двери и вошёл в дом.
“Я открыл дверь в гостиную и обнаружил людей, в том числе врачей,” сказал он журналисту. “Я вошёл, но едва взглянул на тело. Нет, я не посмотрел на него достаточно внимательно, чтобы быть в состоянии описать его. Потом я пошёл наверх и так же поспешно взглянул на убитую женщину. Я очень плохо помню, что произошло.”
Он был в доме в общей сложности три минуты. Вот вам и всё, полученное от него относительно его “лучшего друга” и “убитой женщины.”
* * *
В своей роли полицейского врача доктор Долан насмотрелся трупов, и он не стал участвовать в домыслах, наводнивших дом, о том, как были убиты Эндрю и Эбби. Хотя наука о судебной медицине была в 1892 году малоразвита, Долан мог определить по почерневшей, свернувшейся крови ран Эбби и свежему, красному потоку из ран Эндрю, что Эбби уже была мёртвой примерно за час до того, как пришла очередь Эндрю.
Если Эндрю умер в 11:00, то Эбби умерла в 9:30 или 10:00. Этот отрезок времени, когда никто ничего не видел и не слышал, имел значение. Доктор Долан вспомнил о загадочной записке, и он спросил у Лиззи, где она может быть. Но Лиззи не знала. Все принялись искать её—в сумочке Эбби и в её шкатулке для шитья.
“Ну, тогда,” предложила Элис, “она, наверное, бросила её в огонь.” Позднее полицейский Харрингтон дал показания, что он видел доктора Боуэна на кухне, читающего что-то на клочке бумаги. Когда его спросили, что это было, он ответил, “Ничего особенного. Что-то о том, куда собирается поехать моя дочь.” Он небрежно бросил его в топку плиты.
* * *
Весь этот день и весь следующий в полицейское отделение поступала информация от “добровольцев”, искренне хотевших помочь, а также от неизбежных искателей быстрой славы.
Почти весь полицейский состав, вернувшийся из своего ежегодного пикника на морском берегу в Рокки-Пойнт, был за небольшим исключением задействован в работе над случившейся ужасающей трагедией.
"Вестник" от 5 августа предоставил населению города позднейшие факты, слухи и домыслы:
Ужасное событие четвергаНикаких догадок о том, кто мог его совершитьПолиция трудится изо всех сил, чтобы сорвать таинственную вуаль,прикрывающую эту ужасную трагедиюПочтовая открытка, которая всё может связать вместе
Дальнейшее расследование обстоятельств убийств, случившихся в семье Борденов окутывает их непроницаемой таинственностью. Нет другого такого события, когда-либо случившегося в Фол-Ривер или поблизости, которое вызывало бы такое сильное возбуждение. Начиная с того момента, когда история об этом преступлении была впервые здесь рассказана, до поздней ночи, Секонд-стрит была запружена любопытными, жаждущими услышать подробности, не упомянутые ранее. Разные теории были выдвинуты, некоторые из них вполне правдоподобные, но ни одна из них не была неуязвимой от возражений, предложенных обстоятельствами дела. Все сходятся в том, что поводом отвратительного деяния являются деньги, но в какой степени и по отношению к какому человеку, невозможно себе представить. То, что такое кровавое деяние как это, совершённое среди бела дня, в доме на одной из самых оживленных улиц, могло быть совершено так быстро и бесшумно, и что убийца смог покинуть дом, не привлекая к себе никакого внимания, удивительно в высочайшей степени. Никто из находящихся в доме не видел никого, кто бы вошёл в дом, хотя все они, кроме мистера Бордена, были чем-то заняты в комнатах или во дворе.
Был ли он спрятан?
А могло ли быть так, что убийца был спрятан внутри жилища и ждал подходящего момента, чтобы осуществить свой злодейский замысел? Чем более рассматривают обстоятельства дела, тем более вероятной становится такая точка зрения. Люди, которые тщательным образом исследовали территорию, полагают, что мистер Борден был первой жертвой и что убийство миссис Борден было ни в коем случае не непреднамеренным. Закончив свою кровавую работу внизу, убийца бесшумно проскользнул в комнаты наверху в поисках жены и, обнаружив её в северо-западной комнате идущей по направлению к туалетному столику, подкрался к ней сзади, не обратив на себя её внимание, и нанёс роковой удар.
Правдоподобие такого взгляда опирается на тот факт, что падение миссис Борден, которая весила почти 200 фунтов [90 кг.] потрясло бы здание и разбудило бы её мужа, который не мог крепко заснуть в гостиной —ведь это было всего лишь несколько моментов после того как его дочь видела его там спокойно читавшим. Дальнейшее расследование подтвердило мнение о том, что убийца не гнался за миссис Борден наверх, потому что она находилась настолько близко к концу комнаты, что ей пришлось бы повернуться и встать лицом к своему преследователю, и раны на её голове были бы совсем другими.
Двадцать минут—это был весь промежуток времени, за который убийца должен был совершить свою ужасную работу; спрятать орудие, которым он осуществил своё преступление, и спрятать его таким образом, чтобы не оставить следов крови ни на ковре, ни еще где-нибудь в доме, с помощью которых можно было бы понять, как он скрылся; выйти из дома через боковую дверь находящуюся в 15 футах [4,6 м.] от амбара, где была его дочь, и на приблизительно таком же расстоянии от дома Баффинтона к северу; пройти всю длину дома, и уйти в ту или другую сторону по Секонд-стрит. Джон Кэннингэм, который приблизительно в это время шёл по этой улице, не увидел никого, кто прошёл мимо него, и люди, жившие там, никого не увидели. Если бы этот человек пробежал сквозь сад и перепрыгнул через забор на участок Шаньонов, уходя путём Тирд-стрит, ему пришлось бы миновать дверь амбара, и он был бы виден из жилых комнат дома Шаньонов. Как убийца мог совершить так много в такой короткий промежуток времени и так успешно замести свои следы, является одной из самых загадочных особенностей этого дела.
Комментариев нет:
Отправить комментарий