Хулиганское поведение, пребывание в общественном месте в состоянии алкогольного опьянения, кража лошадей и другие обычные нарушения общественного порядка не прекращались, пока полиция Фол Ривер пыталась справиться с беспрецедентным происшествием, произошедшим на Секонд-стрит.
После двух дней почти беспрерывной работы, большая часть кадров Маршала Хильярда была изнурена, сбита с толку, и не способна добиться друг с другом согласия. Его стол в здании городской администрации, на расстоянии едва ли двух шагов от дома Борденов, был завален отчётами, каждый из которых, по его мнению, противоречил каждому другому. Отдельная кипа содержала наблюдения, признания, письма с руганью, письма с советами, угрозы и записи телефонных звонков от любопытных и ненормальных. Алберт Пиллсбери, генеральный прокурор Массачусетса, непрерывно звонил ему, требуя отчёт о достигнутом. Добавьте ко всему этому рутинные протоколы об арестах, отчёты, которые было нужно прочитать и подписать, расписания, которые было нужно составить, и станет ясно, что доля ему выпала не счастливая.
В субботу утром Маршал Хильярд собрал в ратуше главных из тех полицейских, которые работали над этим делом. Суровое старое здание из местного белого камня вряд ли было угрюмее самой угрюмой тюрьмы.
Он потребовал ответа на вопрос, в каком состоянии находится дело. Десяток мужчин систематично доложили о том, что они обнаружили, перечислили те загадки, которые остались необъяснёнными и поделились своими предположениями о своих ответах на них.
Заместитель Маршала Флит с первого же утра был уверен, что Лиззи виновна. Он, кажется, пришёл к этому убеждению в тот момент, когда она колко сказала ему, что миссис Борден была ей не матерью, а мачехой. Полицейские Харрингтон и Медли разделяли его точку зрения. Эти трое действовали, как клика, и неудивительно, что они были друг с другом согласны.
Второй по популярности подозреваемый был вездесущий Джон Винникум Морз. Был ли его необъявленный приезд в дом Борденов накануне убийств всего лишь совпадением? Он не принёс с собой ни намёка на багаж, ни зубной щётки, расчёски или пижамы, хотя сказал, что собирался остаться на несколько дней. В его исчезновении из дома буквально минуты до того, как была убита Эбби, и его странном поведении когда он вернулся буквально минуты после того, как было обнаружено тело Эндрю, действительно было что-то нарочитое.
У публики были свои подозрения, несмотря на то, что алиби, предоставленное Морзом, было на первый взгляд неопровержимое. В пятницу вечером Морз выскользнул из дома, незамеченный толпой, собравшейся впереди, избежал встречи с полицейскими и добрался до почты для того, чтобы, как он сказал, отправить письмо. Там он был опознан, когда он оттуда выходил, и злобная толпа, состоявшая из, по разным подсчётам, от 400 до 2,000 человек, окружила его. Какая бы цифра это не была, это была явно толпа, готовая к самосуду, и полицейский Джон Минеган спас его и затолкал обратно в здание, где он был в безопасности.
Другой любимой виновницей была Бриджет—или, скорее Лиззи и Бриджет вместе. Против одной незадачливой служанки трудно было составить дело, потому что у неё не было никакого повода (кроме как выплата от Лиззи). Эта теория исчезла когда впоследствии, после того как Бриджет была арестована, она была выпущена под залог, выплаченный самим полицейским отделением, и полиция же взяла её на работу до тех пор, пока не был назначен суд.
В пятницу амбар, дом и участок были снова тщательно прочёсаны. Куча деревянных обрубков рядом с забором на заднем дворе была изучена, каждый из них по отдельности. В амбаре сено, покрывавшее угол первого этажа, было перегружено вилами в противоположный угол. Доски пола были выдраны. Заброшенный колодец был вычищен и обследован. Зола кухонной печи была просеяна в поисках пуговицы, крючка или следов сожжённой материи.
Пять полицейских провели в доме три часа, открывая и закрывая ящики, коробки, сундуки, шкафы и буфеты. Матрасы были перевёрнуты и платья перевёрнуты наизнанку и осмотрены на предмет пятен крови.
“Мы обыскали всё,” сказал доктор Долан, “вплоть до малейших неровностях в обоях.”
Они ничего не нашли.
Двое полицейских съездили в Фэрхейвен, где Эмма гостила последние две недели. Определённо, она была там и не могла бы незаметно проскользнуть назад в Фол-Ривер в четверг утром. Таким образом, она исключалась.
Алиби Морза было снова проверено. Тупик.
Интерес публики к преступлению никогда в памяти не бывал сильнее. И уличные зеваки, и леди в своих салонах, казалось, были менее заинтригованы жестокостью убийств, чем самой головоломкой. Как было возможно совершить эти убийства? Кто мог их совершить? Каким был повод? Смог ли этот призрак ускользнуть незамеченным? Один предприимчивый журналист провёл эксперимент. Он прошёл по Секонд-стрит, вошёл на территорию Борденов, прошёл рядом с вьющимся виноградом с северной стороны участка, за амбаром, через забор на заднюю часть участка Шаньонов, через другой забор, снова очутился на участке Борденов, на этот раз потыкался внутри незапертого амбара и снова вышел на Секонд-стрит, спустившись по боковым ступенькам. Его не заметили ни Морз, ни Эмма, ни миссис Черчилль—никто, кто был в это время дома.
В умах публики, казалось, полностью отсутствовал образ фантома—безумного убийцы, несущего топор, с которого капает кровь и идущего, пошатываясь, по улицам Фол Ривер в поисках следующей жертвы. Вместо этого они, в качестве любителей-детективов и теоретиков, были заняты тем, что просеивали в поисках улик сплетни, вертевшиеся как листья перед бурей. Эти убийства-близнецы взбудоражили всю страну, но Новую Англию они просто парализовали.
В то время сплетни были в основном насчёт новости об Эли Бенсе. В среду, накануне убийств, Эбби и Лиззи были уверены, что у них отравление, возможно, от хлеба из булочной или молока, каждый день доставляемого с фермы Борденов. У Эндрю также были боли в животе и рвота, но это была Эбби, кто рано оделась и постучала в дверь доктора Боуэна через улицу напротив. Он расспросил её о том, что в семье недавно ели, и наверняка ужаснулся, когда услышал, что их питание состояло из разогретой рыбы и одной и той же бараней ноги, по-разному готовившейся три дня подряд. (Она снова всплыла за завтраком, и имелось в виду подать её ещё и на обед!) Не о чем волноваться, сказал он. Они сами отравляли себя, у себя за столом.
Это было началом “теории отравления” как сказала Лиззи полиции в четверг. При упоминании слова “яд” полицейские Харрингтон и Дорти были посланы проверить все аптеки в Фол-Ривер, Нью-Бедфорде и во всех населённых пунктах между ними, на предмет недавних покупок яда.
Эли Бенс, аптекарь в магазине Д. Р. Смит, на углу Колумбии и Саус-Мэн-стрит, сказал им, что молодая женщина с меховой накидкой пришла в магазин в среду, в день накануне убийств, и попыталась купить синильной кислоты на 10 центов. Она сказала, что она ей нужна, чтобы убить моль, портящую её котиковую накидку.
Бенс объяснил ей, что без рецепта яд купить нельзя, и она ушла. Хотя он никогда не видел мисс Борден, он сказал, что эта молодая женщина была именно она.
Среди горожанам и в полицейском отделении шли жаркие споры. Не являлась ли эта попытка купить яд доказательством, хотел знать Харрингтон, того, что у Лиззи были против кого-то убийственные намерения в день накануне убийств?
В то время—в 90-е годы 19-го века, происходил расцвет газет и трезвой, добросовестной, журналистики—задолго до того, как появились подписные статьи, “корреспонденты-расследователи” и ежечасные выпуски новостей.
Самой новой газетой в Фол-Ривер был “Глобус”. Вплоть до нескольких лет до этого, двумя главными газетами, объяснявшими поколениям подписчиков, что происходит у них в городе, были “Вестник” по утрам и “Новости” в середине дня.
“Глобус” был основан с явными намерением раскрутить рынок и переманить подписчиков от обеих других газет. Эта была версия 1892 года той желтой прессы которая сейчас продается возле касс в супермаркетах; стиль этот в те дни уже назывался “жёлтой прессой” и до тех пор существовал только в самых больших городах—главным образом в Нью Йорке. Если бы в 1892 году был замечен живой Элвис Пресли или НЛО, “Глобус” посвятил бы этому репортажу передовицу.
В субботу, во второй день после убийств, “Глобус” немедленно призвал арестовать Лиззи и промотивировал этот призыв потоком сюжетов, выражающих её вину. Это был курс, который эта газеты неустанно держала, начиная со следствия и суда и в течение многих лет после них. Все из этих сюжетов были тенденциозно настроены против Лиззи; многие были сфабрикованы. Полицейским репортёром “Глобуса” был Эдвин Портер, который позднее использовал свои статьи как основу для своей “истории” Трагедия в Фол Ривер, упомянутую в прологе.
Особенно хорошо он поторговал историей про Бенса. Его статья гласила: “Поведение мисс Лиззи Борден, когда её поставили лицом к лицу с человеком, который утверждает, что она спрашивала о яде, было окрашено презрением и пренебрежением; собственно говоря, её поведение было охарактеризовано полицией как странное.” Тот факт, что никакой такой встречи не произошло, нисколько не волновал Портера или “Глобус”. Это была отличная сказка, не правда ли?
В то время, когда в офисе Хильярда происходило собрание, около 4,000 человек, потных и толкающихся, полностью заблокировало Секонд-стрит. Потребовалось 20 полицейских для того, чтобы поддержать видимость порядка. Это был день похорон.
В 9:00 часов утра Джон Морз вышел из дома Борденов и неспешно побеседовал с журналистами, пробившимися вперед. Он заявлял о своей невиновности, потрясённый, скорее всего, своим избавлением от хотевшей его линчевать толпы накануне. Он заверял в своём “полном содействии” в поисках злодея и приглашал всех “досконально расследовать” своё алиби.
Преподобный Томас Адамс из Первой Конгрегационалистской церкви и местный миссионер Эдвин Бак, давний друг Лиззи, присоединились к 75 другим, находившимся бок о бок внутри дома. В гостиной гробы были выставлены рядом. До этого, в сопровождении Аделаиды Черчилль, спустилась из своей комнаты Лиззи. Минуту она простояла безмолвно возле гроба Эндрю, рыдая, и поцеловала его в губы.
Венок из вьюна был возложен на его уже закрытый гроб, а гроб Эбби украшал букет белых роз, привязанный белой сатиновой лентой. Были зачитаны фрагменты из Библии и спеты гимны, но надгробных речей не было.
В 11:00 Лиззи первая появилась выходящей из дома, крепко опираясь на руку гробовщика Джеймса Винварда. Те, кто уже успели обвинить её в том, что она не продемонстрировала никаких эмоций во время убийств или в течение дней опросов, также были возмущены тем, что во время похорон она не проявила никаких эмоций и не была одета в траур. Тем не менее, правда о том, как она была одета, была запечатлена женщиной-репортёром в её депеше в бостонский “Вестник”:
“Она была одета в плотно облегающее платье, отделанное чёрными кружевами, с простой юбкой и талией похожего скромного фасона и отделки, а на голове её была тёмная шляпа, обрамлённая похожей материей”.
Что касается её эмоционального состояния, журналист “Нью-Йорк Таймз” написал: “Её нервы были абсолютно расшатаны, и это было заметно по тому, как она дрожала, и как опиралась на человека, поддерживающего её. Когда она дошла до экипажа, то в изнеможении упала на подушки.”
Слишком поздно. Легенда была уже отлита в бетоне: Лиззи не испытывала скорби и не проявляла никаких человеческих эмоций.
Находящаяся в гораздо более спокойном состоянии Эмма последовала за ней. Она быстро прошла и села рядом с Лиззи, и обе обратили свой взор вперёд. Ни одна из них не взглянула на толпу на улицах; ни одна не заметила приподнятые в их честь шляпы и кланяющиеся им головы вдоль всего маршрута кортежа, из двух катафалков и 11 экипажей, проехавшего через часть центра города и поднявшегося на Холм к кладбищу “Дубовая Роща”. Похоронная церемония была закрыта для публики, и только 40 ближайших друзей семьи были приглашены сопроводить останки.
За минуты до того, как кортеж въехал на кладбище, его достигла телеграмма от штатного расследователя, приказывающая остановить церемонию. Церемония была остановлена на середине, and гробы были помещены в кладбищенский морг.
В следующий четверг доктора В. А. Долан, ассистируемый доктором Ф. В. Дрейпером и Дж. Г. Лири и клерком Д. Э. Коуном в качестве свидетелей, вошли в морг, провели формальное вскрытие, отделили головы обеих жертв, и отправили их для изучения в Гарвардский университет.
Было с их стороны милосердно, что эту деталь они от семьи утаили.
После двух дней почти беспрерывной работы, большая часть кадров Маршала Хильярда была изнурена, сбита с толку, и не способна добиться друг с другом согласия. Его стол в здании городской администрации, на расстоянии едва ли двух шагов от дома Борденов, был завален отчётами, каждый из которых, по его мнению, противоречил каждому другому. Отдельная кипа содержала наблюдения, признания, письма с руганью, письма с советами, угрозы и записи телефонных звонков от любопытных и ненормальных. Алберт Пиллсбери, генеральный прокурор Массачусетса, непрерывно звонил ему, требуя отчёт о достигнутом. Добавьте ко всему этому рутинные протоколы об арестах, отчёты, которые было нужно прочитать и подписать, расписания, которые было нужно составить, и станет ясно, что доля ему выпала не счастливая.
В субботу утром Маршал Хильярд собрал в ратуше главных из тех полицейских, которые работали над этим делом. Суровое старое здание из местного белого камня вряд ли было угрюмее самой угрюмой тюрьмы.
Он потребовал ответа на вопрос, в каком состоянии находится дело. Десяток мужчин систематично доложили о том, что они обнаружили, перечислили те загадки, которые остались необъяснёнными и поделились своими предположениями о своих ответах на них.
Заместитель Маршала Флит с первого же утра был уверен, что Лиззи виновна. Он, кажется, пришёл к этому убеждению в тот момент, когда она колко сказала ему, что миссис Борден была ей не матерью, а мачехой. Полицейские Харрингтон и Медли разделяли его точку зрения. Эти трое действовали, как клика, и неудивительно, что они были друг с другом согласны.
Второй по популярности подозреваемый был вездесущий Джон Винникум Морз. Был ли его необъявленный приезд в дом Борденов накануне убийств всего лишь совпадением? Он не принёс с собой ни намёка на багаж, ни зубной щётки, расчёски или пижамы, хотя сказал, что собирался остаться на несколько дней. В его исчезновении из дома буквально минуты до того, как была убита Эбби, и его странном поведении когда он вернулся буквально минуты после того, как было обнаружено тело Эндрю, действительно было что-то нарочитое.
У публики были свои подозрения, несмотря на то, что алиби, предоставленное Морзом, было на первый взгляд неопровержимое. В пятницу вечером Морз выскользнул из дома, незамеченный толпой, собравшейся впереди, избежал встречи с полицейскими и добрался до почты для того, чтобы, как он сказал, отправить письмо. Там он был опознан, когда он оттуда выходил, и злобная толпа, состоявшая из, по разным подсчётам, от 400 до 2,000 человек, окружила его. Какая бы цифра это не была, это была явно толпа, готовая к самосуду, и полицейский Джон Минеган спас его и затолкал обратно в здание, где он был в безопасности.
Другой любимой виновницей была Бриджет—или, скорее Лиззи и Бриджет вместе. Против одной незадачливой служанки трудно было составить дело, потому что у неё не было никакого повода (кроме как выплата от Лиззи). Эта теория исчезла когда впоследствии, после того как Бриджет была арестована, она была выпущена под залог, выплаченный самим полицейским отделением, и полиция же взяла её на работу до тех пор, пока не был назначен суд.
В пятницу амбар, дом и участок были снова тщательно прочёсаны. Куча деревянных обрубков рядом с забором на заднем дворе была изучена, каждый из них по отдельности. В амбаре сено, покрывавшее угол первого этажа, было перегружено вилами в противоположный угол. Доски пола были выдраны. Заброшенный колодец был вычищен и обследован. Зола кухонной печи была просеяна в поисках пуговицы, крючка или следов сожжённой материи.
Пять полицейских провели в доме три часа, открывая и закрывая ящики, коробки, сундуки, шкафы и буфеты. Матрасы были перевёрнуты и платья перевёрнуты наизнанку и осмотрены на предмет пятен крови.
“Мы обыскали всё,” сказал доктор Долан, “вплоть до малейших неровностях в обоях.”
Они ничего не нашли.
Двое полицейских съездили в Фэрхейвен, где Эмма гостила последние две недели. Определённо, она была там и не могла бы незаметно проскользнуть назад в Фол-Ривер в четверг утром. Таким образом, она исключалась.
Алиби Морза было снова проверено. Тупик.
***
Интерес публики к преступлению никогда в памяти не бывал сильнее. И уличные зеваки, и леди в своих салонах, казалось, были менее заинтригованы жестокостью убийств, чем самой головоломкой. Как было возможно совершить эти убийства? Кто мог их совершить? Каким был повод? Смог ли этот призрак ускользнуть незамеченным? Один предприимчивый журналист провёл эксперимент. Он прошёл по Секонд-стрит, вошёл на территорию Борденов, прошёл рядом с вьющимся виноградом с северной стороны участка, за амбаром, через забор на заднюю часть участка Шаньонов, через другой забор, снова очутился на участке Борденов, на этот раз потыкался внутри незапертого амбара и снова вышел на Секонд-стрит, спустившись по боковым ступенькам. Его не заметили ни Морз, ни Эмма, ни миссис Черчилль—никто, кто был в это время дома.
В умах публики, казалось, полностью отсутствовал образ фантома—безумного убийцы, несущего топор, с которого капает кровь и идущего, пошатываясь, по улицам Фол Ривер в поисках следующей жертвы. Вместо этого они, в качестве любителей-детективов и теоретиков, были заняты тем, что просеивали в поисках улик сплетни, вертевшиеся как листья перед бурей. Эти убийства-близнецы взбудоражили всю страну, но Новую Англию они просто парализовали.
В то время сплетни были в основном насчёт новости об Эли Бенсе. В среду, накануне убийств, Эбби и Лиззи были уверены, что у них отравление, возможно, от хлеба из булочной или молока, каждый день доставляемого с фермы Борденов. У Эндрю также были боли в животе и рвота, но это была Эбби, кто рано оделась и постучала в дверь доктора Боуэна через улицу напротив. Он расспросил её о том, что в семье недавно ели, и наверняка ужаснулся, когда услышал, что их питание состояло из разогретой рыбы и одной и той же бараней ноги, по-разному готовившейся три дня подряд. (Она снова всплыла за завтраком, и имелось в виду подать её ещё и на обед!) Не о чем волноваться, сказал он. Они сами отравляли себя, у себя за столом.
Это было началом “теории отравления” как сказала Лиззи полиции в четверг. При упоминании слова “яд” полицейские Харрингтон и Дорти были посланы проверить все аптеки в Фол-Ривер, Нью-Бедфорде и во всех населённых пунктах между ними, на предмет недавних покупок яда.
Эли Бенс, аптекарь в магазине Д. Р. Смит, на углу Колумбии и Саус-Мэн-стрит, сказал им, что молодая женщина с меховой накидкой пришла в магазин в среду, в день накануне убийств, и попыталась купить синильной кислоты на 10 центов. Она сказала, что она ей нужна, чтобы убить моль, портящую её котиковую накидку.
Бенс объяснил ей, что без рецепта яд купить нельзя, и она ушла. Хотя он никогда не видел мисс Борден, он сказал, что эта молодая женщина была именно она.
Среди горожанам и в полицейском отделении шли жаркие споры. Не являлась ли эта попытка купить яд доказательством, хотел знать Харрингтон, того, что у Лиззи были против кого-то убийственные намерения в день накануне убийств?
***
В то время—в 90-е годы 19-го века, происходил расцвет газет и трезвой, добросовестной, журналистики—задолго до того, как появились подписные статьи, “корреспонденты-расследователи” и ежечасные выпуски новостей.
Самой новой газетой в Фол-Ривер был “Глобус”. Вплоть до нескольких лет до этого, двумя главными газетами, объяснявшими поколениям подписчиков, что происходит у них в городе, были “Вестник” по утрам и “Новости” в середине дня.
“Глобус” был основан с явными намерением раскрутить рынок и переманить подписчиков от обеих других газет. Эта была версия 1892 года той желтой прессы которая сейчас продается возле касс в супермаркетах; стиль этот в те дни уже назывался “жёлтой прессой” и до тех пор существовал только в самых больших городах—главным образом в Нью Йорке. Если бы в 1892 году был замечен живой Элвис Пресли или НЛО, “Глобус” посвятил бы этому репортажу передовицу.
В субботу, во второй день после убийств, “Глобус” немедленно призвал арестовать Лиззи и промотивировал этот призыв потоком сюжетов, выражающих её вину. Это был курс, который эта газеты неустанно держала, начиная со следствия и суда и в течение многих лет после них. Все из этих сюжетов были тенденциозно настроены против Лиззи; многие были сфабрикованы. Полицейским репортёром “Глобуса” был Эдвин Портер, который позднее использовал свои статьи как основу для своей “истории” Трагедия в Фол Ривер, упомянутую в прологе.
Особенно хорошо он поторговал историей про Бенса. Его статья гласила: “Поведение мисс Лиззи Борден, когда её поставили лицом к лицу с человеком, который утверждает, что она спрашивала о яде, было окрашено презрением и пренебрежением; собственно говоря, её поведение было охарактеризовано полицией как странное.” Тот факт, что никакой такой встречи не произошло, нисколько не волновал Портера или “Глобус”. Это была отличная сказка, не правда ли?
***
В то время, когда в офисе Хильярда происходило собрание, около 4,000 человек, потных и толкающихся, полностью заблокировало Секонд-стрит. Потребовалось 20 полицейских для того, чтобы поддержать видимость порядка. Это был день похорон.
В 9:00 часов утра Джон Морз вышел из дома Борденов и неспешно побеседовал с журналистами, пробившимися вперед. Он заявлял о своей невиновности, потрясённый, скорее всего, своим избавлением от хотевшей его линчевать толпы накануне. Он заверял в своём “полном содействии” в поисках злодея и приглашал всех “досконально расследовать” своё алиби.
Преподобный Томас Адамс из Первой Конгрегационалистской церкви и местный миссионер Эдвин Бак, давний друг Лиззи, присоединились к 75 другим, находившимся бок о бок внутри дома. В гостиной гробы были выставлены рядом. До этого, в сопровождении Аделаиды Черчилль, спустилась из своей комнаты Лиззи. Минуту она простояла безмолвно возле гроба Эндрю, рыдая, и поцеловала его в губы.
Венок из вьюна был возложен на его уже закрытый гроб, а гроб Эбби украшал букет белых роз, привязанный белой сатиновой лентой. Были зачитаны фрагменты из Библии и спеты гимны, но надгробных речей не было.
В 11:00 Лиззи первая появилась выходящей из дома, крепко опираясь на руку гробовщика Джеймса Винварда. Те, кто уже успели обвинить её в том, что она не продемонстрировала никаких эмоций во время убийств или в течение дней опросов, также были возмущены тем, что во время похорон она не проявила никаких эмоций и не была одета в траур. Тем не менее, правда о том, как она была одета, была запечатлена женщиной-репортёром в её депеше в бостонский “Вестник”:
“Она была одета в плотно облегающее платье, отделанное чёрными кружевами, с простой юбкой и талией похожего скромного фасона и отделки, а на голове её была тёмная шляпа, обрамлённая похожей материей”.
Что касается её эмоционального состояния, журналист “Нью-Йорк Таймз” написал: “Её нервы были абсолютно расшатаны, и это было заметно по тому, как она дрожала, и как опиралась на человека, поддерживающего её. Когда она дошла до экипажа, то в изнеможении упала на подушки.”
Слишком поздно. Легенда была уже отлита в бетоне: Лиззи не испытывала скорби и не проявляла никаких человеческих эмоций.
Находящаяся в гораздо более спокойном состоянии Эмма последовала за ней. Она быстро прошла и села рядом с Лиззи, и обе обратили свой взор вперёд. Ни одна из них не взглянула на толпу на улицах; ни одна не заметила приподнятые в их честь шляпы и кланяющиеся им головы вдоль всего маршрута кортежа, из двух катафалков и 11 экипажей, проехавшего через часть центра города и поднявшегося на Холм к кладбищу “Дубовая Роща”. Похоронная церемония была закрыта для публики, и только 40 ближайших друзей семьи были приглашены сопроводить останки.
За минуты до того, как кортеж въехал на кладбище, его достигла телеграмма от штатного расследователя, приказывающая остановить церемонию. Церемония была остановлена на середине, and гробы были помещены в кладбищенский морг.
В следующий четверг доктора В. А. Долан, ассистируемый доктором Ф. В. Дрейпером и Дж. Г. Лири и клерком Д. Э. Коуном в качестве свидетелей, вошли в морг, провели формальное вскрытие, отделили головы обеих жертв, и отправили их для изучения в Гарвардский университет.
Было с их стороны милосердно, что эту деталь они от семьи утаили.
Комментариев нет:
Отправить комментарий